Володин по ошибке зачистил всю оппозицию
Известный российский политолог — о разнице между Сурковым и Володиным, тактическом чутье Навального и прикармливании оппозиции
«Темы»
Акции протеста, Оппозиция, Уголовные дела, Посадки, Новости коррупции, Тандем ПРОтив США, Санкции Запада, Тандем «Путин-Медведев», Аннексия Крыма, Военная операция России в Сирии,
Андрей Колядин: «Володин по ошибке зачистил всю оппозицию»
18.04.2017
Известный российский политолог — о разнице между Сурковым и Володиным, тактическом чутье Навального и прикармливании оппозиции
Андрей Колядин, вероятно, знает регионы России как никто другой. Родился он в Липецкой области, бизнесом занимался в Самаре, госслужбой — в Воронеже (в ранге вице-губернатора), Москве и Екатеринбурге (был начальником департамента региональной политики управления по внутренней политике Администрации президента РФ, затем заместителем полпреда президента РФ в Уральском федеральном округе). И при этом довольно часто наведывается в Татарстан, где живут его родственники. Ныне Андрей Михайлович, по его словам, «просто политолог», чем не преминуло воспользоваться «Реальное время», взявшее у эксперта полуторачасовое интервью.
САДИСЬ, КОЛ
— В администрации президента России вы работали под началом Владислава Суркова, а затем — Вячеслава Володина. Сравните стили управления этих руководителей.
— Ну, я все-таки работал с ними в разных ипостасях. Если Сурков был моим непосредственным начальником, то, когда на должности замруководителя администрации его сменил Володин, я ушел «на территорию» — заместителем полпреда президента РФ в УрФО Игоря Холманских. Так что в тот период у меня был отдельный начальник. Я бы так сказал: Володин влиял на меня опосредованно, но сильно.
Вообще, это совершенно разные люди и совершенно разные времена. Сурков — аппаратчик от Бога. Более гениального человека в плане просчитывания ходов и понимания, что за каждым событием кроется и что за каждой персоной стоит, я, наверное, не встречал. Володин же — публичный политик. Но внутренняя политика лишь на 30 процентов состоит из публичных действий, остальные 70 процентов — это подковерная часть, в которой он разбирался достаточно поверхностно. Поэтому на последнем году своей работы в администрации он периодически выдавал в СМИ что-то вроде: «Вот видите, какое мне наследство досталось, до сих пор приходится разбираться». То есть все эти годы он пытался вникнуть и понять. Что-то понимал, что-то делал правильно, но до конца разобраться так и не сумел. Это, в частности, привело к кадровым ошибкам, когда на должности начальников ключевых департаментов назначались секретари, охранники и в целом люди далекие от внутренней политики.
«Володин — публичный политик. Но внутренняя политика лишь на 30 процентов состоит из публичных действий, остальные 70 процентов — это подковерная часть, в которой он разбирался достаточно поверхностно»
И это же привело к трагедии под названием «выборы в Государственную думу РФ 2016 года», когда 343 мандата взяла «Единая Россия», 105 достались парламентской оппозиции и всего по одному месту, насколько я помню, — «Гражданской платформе» и «Родине». Остальные партии не преодолели 3-процентный барьер и таким образом потеряли право на государственную поддержку. Именно в этот момент российская оппозиция прекратила свое существование. А она создавалась на протяжении многих лет, если не сказать десятилетий. Даже те персоны, которые находились в жесткой оппозиции, — даже они так или иначе от власти зависели. Были выходы на них, были сложившиеся системы взаимоотношений, власть давала им телевизионную трибуну и возможность зарабатывать. Поэтому все основные представители оппозиции были управляемы. В сложный момент им можно было сказать «Стоп!», предъявив что-то такое, что они не рискнули бы потерять.
Сегодня же поле зачищено, и единственный голос на этом поле — голос Навального. И любая протестная повестка ассоциируется с одним-единственным человеком. Это следствие недодуманной политики Володина, которое придется расхлебывать Кириенко.
— То есть вы считаете, что в эти годы следовало идти курсом на либерализацию партийного и выборного законодательства, который был объявлен Медведевым во времена его президентства?
— Я считаю, что политическое сообщество состоит из вполне понятных блоков: проправительственные партии, парламентская оппозиция и непарламентская оппозиция. Так практически во всех странах. И везде с парламентской и непарламентской оппозицией — работают. Финансируют ее, где-то даже просто содержат, как в Великобритании, где проигравшая партия получает статус оппозиции Ее величества, и ей платят деньги за то, чтобы она критиковала действия победившей партии. Не работать с оппозицией, тем более уничтожать ее — нельзя. Это все равно что взять и отрезать себе ноги под тем предлогом, что они тебе не нужны, потому что ты на машине ездишь. Когда существует только одна партия и некому заявить, что что-то происходит не так, происходит некое ожирение, расслабление и, как бы это сказать, «затинивание» пруда. Нельзя перекрывать кислород так, чтобы оппозиция не выигрывала совсем.
— Вы в том числе и про несистемную оппозицию?
— Ну, несистемной оппозиции у нас раз-два и обчелся. Каспаров, Касьянов… Обратите внимание, система научилась с ними бороться, они не присутствуют в «паблике».
Но вот чем провинились «Родина», «Гражданская платформа», Титов со своей Партией роста, еще пяток партий и движений, которые не были симулякрами, которые на что-то надеялись и рассчитывали? Они были вполне пропрезидентскими, выступали за интересы нашей страны и имели все возможности для того, чтобы преодолеть 3-процентный барьер.
— А Олег Морозов играл какую-то роль в этой зачистке?
— Да нет. Олег Викторович исключительно порядочный человек и глубокий политик, но на данные процессы он влиять не мог. Не надо думать, что руководитель управления Администрации президента — это человек, который генерирует смыслы. Да, он принимает участие в обсуждении, но когда следует установка — он идет и выполняет ее. Да и отошел Морозов от этих дел уже достаточно давно.
«Не надо думать, что руководитель управления администрации президента — это человек, который генерирует смыслы. Да, он принимает участие в обсуждении, но когда следует установка — он идет и выполняет ее».
Я, кстати, не думаю, что Володин хотел, чтобы оппозиции не стало совсем. Он просто не просчитал всех ходов. Он не просчитал, что губернаторы в неистовом желании выслужиться начнут в последний момент натягивать голоса, просто приписывая их в протоколы. Ничего страшного не случилось бы, если бы «Единая Россия» набрала свои честные 46 процентов голосов.
— Это данные закрытых опросов?
— Не было никаких закрытых опросов. Просто я понимаю, что на самом-то деле натягивали не так много. Ну звонит губернатор своему соседу: «Слушай, как у вас дела?» — «У меня за 50 ушло» — «Блин, а у меня 48». И давай накручивать, звонить в ТИКи и так далее, чтобы было не хуже, чем у других. И вся эта суета привела к тому, что вполне нормальная кампания, которая могла пройти в соответствии с тем самым «КОЛ» («Конкурентность, открытость, легитимность» — тренд «для всех городов и регионов», заданный, по мнению кремлевской администрации, выборами мэра Москвы в 2013 году, — прим. ред.), вдруг пошла прахом.
НЕТ, ЭТО НЕ ШКОЛОТА
— К марту 2018 года мы так и придем с одним Навальным в оппозиции?
— Сейчас, как ни странно, эта тема неактуальна. Дело в том, что Навальный, как бы он ни старался, не в состоянии победить Путина в данной выборной кампании (если, конечно, не случится какой-нибудь природной катастрофы). Просто у общества сложилось очень прочное уважение к президенту, это диагностируется самыми различными социологическими лабораториями. Экономика за это время тоже как-то вдруг, скорее всего, не рухнет. В любом случае есть инерционные процессы. Плюс к этому в экономике у нас есть громоотвод в лице Дмитрия Анатольевича Медведева. Кстати, совершенно несправедливо попавшего сейчас под раздачу. Я абсолютно убежден, что этот человек не хуже многих из тех, кого прочат на его место. Но у него есть своя великая роль: в него бьют все молнии по поводу отсутствия заметных позитивных изменений в экономике. И, скорее всего, до выборов он эту роль будет исполнять.
Навальный, даже если бы сейчас его включили в открытую президентскую битву и он стал бы настоящим кандидатом, мог бы набрать, по разным оценкам, от 13 до 30 процентов голосов. Некоторые говорят мне: «Ты что, какие 30 процентов?!» Но я исхожу из последней московской кампании, когда «Ты что, какие 30 процентов?!» говорил Собянин, а потом огреб по полной программе.
«Навальный привлекает на свою сторону группу крепких молодых людей, которых не устраивает жизнь в нашей стране и которые к окончанию срока полномочий Путина только укрепятся в своих убеждениях и в лидерстве Навального».
Но опасность не в том, что Путин выиграет у Навального, что бы тот ни делал. Опасность в том, что Навальный, являясь единственным лидером оппозиции, начинает очень правильно и рационально это единственное лидерство использовать. Он привлекает на свою сторону группу крепких молодых людей, которых не устраивает жизнь в нашей стране и которые к окончанию срока полномочий Путина только укрепятся в своих убеждениях и в лидерстве Навального. То есть Навальный осознанно работает не на 2018 год, а на 2024-й. И вот это чревато. Потому что если бы оппозиционное поле было заполнено, то на данной территории сражались бы несколько концепций. Помните, как было всего несколько лет назад, когда собирался координационный совет оппозиции. Они так там переругались, что не смогли ни программу выработать, ни с лидером определиться. Почему? Потому что они были негодяи? Нет. Это были амбициозные, сильные личности, за которыми стояли определенные электоральные группы. Но когда началась битва за то, кто будет самым главным и самым любимым, выяснилось, что найти этого человека невозможно, потому что их много.
Вот это и есть одна из задач государства — сделать так, чтобы оппозиция не смогла сплотиться сама, сплотить массы и устроить что-то кроваво-революционное.
— То есть власть сделала подарок оппозиции, консолидировав ее в лице одного человека. Но…
— Не консолидировав, а зачистив. Это немного другое. Понимаете, самое интересное, что изрядное количество митинговавших 26 марта выходили не за Навального. Они просто чем-то недовольны, они выходили сказать «фи» власти, показать, что имеют собственную точку зрения. Я общался с этими людьми, спрашивал: тебя Навальный, что ли, привлек? И многие отвечали отрицательно. Это просто такое «перемен, мы ждем перемен».
— Но разве Майдан не с того же начинался?
— Нет, на Майдан это не похоже. Майдан все-таки жестко требовал смены власти. Власть, вон, сарынь на кичку. Я бы даже не сказал, что у людей, выходящих на эти мероприятия в России, есть экономические требования. Это такой скрытый протест. Желание, чтобы их видели, чтобы с ними считались, без всякой потребности брать Бастилию. И слава Богу.
Просто общество показывает, что о нем забыли в последних политических операциях. Ведь значительно проще провести выборы в последний день, придумав и расписав итоговый протокол. Но выборы существуют не для того, чтобы появился итоговый протокол, и не для того, чтобы утвердить какое-то лицо в должности руководителя. Они нужны, чтобы дать возможность людям спустить пар и внутреннее раздражение, которое появляется у всех людей и в самых передовых обществах. Более того, Алексис де Токвиль писал, что чем выше уровень развития государства и достаток народа, тем критичнее последний к власти. Если человек, ползущий по пустыне, находит лужу с грязной водой и краюху засохшего хлеба, он безмерно счастлив, потому что это спасает ему жизнь. Но если он приходит в ресторан и ему подают воду из лужи, он раздражается. Потому что ожидает другого отношения к себе.
«Я 26 марта волею случая шел по Тверской навстречу этой митинговой массе. Это была не «школота». На две трети это была публика 20—35 лет, среди них были и вполне зрелые, и даже пожилые».
— И какую линию поведения в отношении этих людей вы посоветовали бы сейчас власти?
— Прежде всего надо начинать с ними работать. Вот эта глубокая убежденность, что с молодыми людьми не надо общаться, потому что они не ходят на выборы, — она неверна. Нас долго учили, что избирателя младше 40 лет не существует, но сейчас все меняется. За тысячу лет не произошло таких изменений, как за последние десятилетия. И в обществе тоже происходят изменения. В том числе изменения внутренней политической организации. Если раньше люди собирались по социальным группам — условно, рабочие и крестьяне объединялись в борьбе против фабрикантов и помещиков, то сейчас они организуются в смешанном режиме. Я 26 марта волею случая шел по Тверской навстречу этой митинговой массе. Это была не «школота». На две трети это была публика 20—35 лет, среди них были и вполне зрелые, и даже пожилые. И, кстати, среди них не было гневных людей, практически не было плакатов, каких-то призывов и всего остального, что говорило бы о Майдане. Для них это было определенным праздником, действом, которому они все сопричастны.
И региональных лидеров общественного мнения тоже надо приобнимать и держать около себя. Да, они сразу появляются там, где люди чем-то возмущены, и поднимают на флаг их беды, решая при этом свои, иногда коммерческие, проблемы. Настоящих же буйных мало. Очень мало людей, которые считают, что вся жизнь — борьба и которые бьются насмерть с любым режимом. Гораздо больше тех, кто тонко чувствует конъюнктуру и умеет заострить болевые точки. И лучше с ними дружить. Потому что когда они становятся вашими врагами, работать с ними становится гораздо сложнее. Ведь всегда находится и когда-то обиженная финансово-промышленная группа, которая готова вкладываться в дискредитацию руководителя территории. И, соответственно, начинаются те самые движения, которые никогда никому не доставляют счастья.
— Конкретное решение не показывать события 26 марта по центральным телеканалам — было верным с точки зрения политтехнологии?
— Это не так важно, потому что у нас теряется значение телевидения, которое во всем мире является одним из самых мощных механизмов влияния на общество, даже управления им. К этому приводят прямая неправда и замалчивание. Этот инструмент как будто пытаются уничтожить.
В результате люди начинают обращаться к другим источникам информации, и их количество с давлением государства растет. Две трети населения РФ вполне активно и осознанно пользуются интернетом. Сейчас государство наконец-то начинает об этом задумываться, пытается как-то менять телевещание, чтобы оно управляло обществом, не унижая его и не говоря явную ложь.