Российская преступность: Кто есть кто (Глава 24-25)
Российская преступность: Кто есть кто (Глава 1-4)
Российская преступность: Кто есть кто (Глава 5-6)
Российская преступность: Кто есть кто (Глава 7-8)
Российская преступность: Кто есть кто (Глава 9-10)
Российская преступность: Кто есть кто (Глава 11-12)
Российская преступность: Кто есть кто (Глава 13-14)
Российская преступность: Кто есть кто (Глава 15-16)
Российская преступность: Кто есть кто (Глава 17-18)
Российская преступность: Кто есть кто (Глава 19-20)
Российская преступность: Кто есть кто (Глава 21-23)
Российская преступность: Кто есть кто (Глава 24-25)
Когда обществу стало ясно, что в борьбе с организованной преступностью особо рассчитывать на МВД не приходится, все вдруг вспомнили о чекистах. Именно ФСК-ФСБ и другим подобным спецслужбам в общественном сознании стала отводиться роль единственной реальной силы, способной противостоять мафии. В свою очередь, спецслужбы поначалу с радостью ухватились за эти новые задачи, которые могли бы позволить им создать имидж своеобразных служб спасения — взамен созданного еще во времена Ягоды-Ежова-Берии имиджа машины подавления и устрашения.
На волне всплеска этих надежд в структуре ФСК-ФСБ были созданы специальные центры с особыми задачами: антитеррористический центр, антикоррупционный и проч. Аналогичные подразделения были сформированы и в других спецслужбах — даже в Службе безопасности российского Президента. Там подразделение по противодействию коррупции в высших эшелонах власти возглавил теперь уже знаменитый полковник Валерий Стрелецкий. Известным его сделали две операции и один скандал.
Первая операция была проведена возле офиса «МОСТ-банка». Тогда люди в камуфляже, оказавшиеся сотрудниками СПБ, уложили всю банковскую охрану лицами к земле, сопротивляющихся избили и изъяли оружие. Глава банка Владимир Гусинский вызвал вначале РУОП, а затем спецназ УФСК по Москве и Московской области. Последний столкнулся с людьми Коржакова и Барсукова, причем дело едва не дошло до перестрелки.
Вторая операция произошла накануне второго этапа президентских выборов. Тогда на проходной у Дома правительства при выносе валютного нала (500 тысяч долларов) в коробке из-под ксерокса были задержаны члены ельцинского избирательного штаба Евстафьев и Лисовский (последний был уже известен широкой общественности как первый человек, на которого пало подозрение в заказе на убийство Листьева).
Операцию подготовил и санкционировал полковник Стрелецкий. А дело кончилось отставкой Коржакова, Барсукова и Стрелецкого, победой Ельцина во втором туре и расформированием Службы безопасности Президента (в ее прежнем виде), естественно, вместе с антикоррупционным отделом. После чего вспыхнул еще один скандал, связанный с этими людьми. Бывший председатель Национального фонда
спорта и президент банка «Национальный кредит» Борис Федоров вернулся после лечения из-за границы. Там он не только «зализывал» раны, но и прятался от бандитов, которые на него покушались весной, а заодно и от милиции, арестовывавшей его якобы за хранение наркотиков. Все знали, что к «наездам» на спортивного функционера и банкира имел какое-то отношение генерал Коржаков.
Когда власть сменилась, именно Федоров выступил в роли главного обличителя бывших президентских фаворитов. Он сообщил, что незадолго до ареста и покушения имел несколько тяжелых бесед с Коржаковым и Стрелецким. Они якобы вымогали у него (то ли на президентскую кампанию, то ли в свой собственный карман) 40 миллионов долларов — из
«левых» доходов, полученных НФС.
Обвиненные в вымогательстве персоны, естественно, все отрицали. По их версии, «благодаря» Федорову большие прибыли, полученные НФС в результате многочисленных налоговых и таможенных льгот, были фактически разворованы. И от Федорова требовали только одного: вернуть организации, поддерживающей российский спорт, ее собственность.
Так или иначе, спецслужба, которая устраивала показательные антикоррупционные кампании и при этом сама обвинялась в коррупции, была в итоге упразднена. И снова все с надеждой стали взирать на ФСБ. По крайней мере до поры это ведомство не играло заметной роли ни в открытых политических играх, ни во всяких «смутных историях» (как окрестил скандал с коробочкой и полумиллионном долларов генерал Лебедь).
Надо отдать ей должное, несколько антикоррупционных процессов ФСБ все же инициировала. Прежде всего дело о «Балкар Трейдинге» и об участии в протекционизме этой фирме бывшего руководителя Генпрокуратуры Виктора Ильюшенко. Стараниями ФСБ не заглохло и дело о коробочке — оно было-таки возбуждено, а потом переквалифицировано из статьи о валютных нарушениях в статью о хищении (первая статья с вводом в действие нового УК была декриминализована).
Здесь следует отметить, что оба этих дела находились на контроле в УФСБ по Москве и Московской области. Это ключевое столичное управление возглавлял замдиректора ФСБ генерал-полковник Анатолий Трофимов, по всеобщему убеждению ставленник Коржакова (Трофимов сменил на этом посту Савостьянова, уволенного сразу после скандала возле «МОСТ-банка», где его люди сцепились с коржаковцами, а летом 96-го приглашенного Анатолием Чубайсом на работу в президентскую администрацию). Именно при Трофимове и произошел стоивший ему кресла скандал, беспрецедентный в истории
ЧК-КГБ-ФСБ.
Впервые речь зашла о том, что щупальца «спрута» дотянулись и до этого органа — как казалось, последней цитадели государства в его декларируемой войне против мафии.
Все началось с публикации в «Новой газете» статьи известного публициста и криминолога Юрия Щекочихина «Братва плаща и кинжала». В то, о чем рассказывалось в статье (во избежание судебных исков все факты были изложены в виде вопросов), поначалу было трудно поверить. По словам Щекочихина, от высокопоставленного офицера МВД он получил письмо, в котором иллюстрировалась тенденция к сращиванию организованных преступных группировок с сотрудниками правоохранительных органов и спецслужб.
Далее рассказывалось о ранее судимом президенте нефтяной фирмы «Витязь» Сергее Кублицком и о его тесных контактах с представителями криминального мира, где Кублицкий больше был известен под кличкой Воркута. Так вот, у этого Воркуты в личных телохранителях якобы состояли сотрудники УФСБ по Москве и Московской области Корлычев С. Н. и Мехков С. Н. В частности, их видели вместе во время встреч Воркуты с руководителями Туапсинского нефтеперерабатывающего завода и представителями фирмы «Атлас», владеющей контрольным пакетом акций НПЗ.
Связи нефтяного дельца с людьми из УФСБ, по данным Щекочихина, подтвердились при задержании сотрудниками РУОПа автомобиля «БМВ-525», которым неоднократно пользовался Кублицкий. В момент проведения операции самого Воркуты в машине не оказалось, зато в салоне сидели три пассажира, не имевших доверенности на этот автомобиль. Двое из них предъявили удостоверения на имя капитана Дмитриева Л. А. и прапорщика Докукина А. А., сотрудников УФСБ.
Еще один герой этой публикации — Максим Лазовский — хозяин фирмы «Ланако», подозревавшийся правоохранительными органами в совершении нескольких заказных убийств, в том числе директора вышеупомянутого Туапсинского НПЗ. Из статьи следует, что личным телохранителем у этого лидера межрегиональной преступной группировки был еще один сотрудник УФСБ — оперуполномоченный Алексей Юмашкин.
Последнего неоднократно пытались допросить в качестве свидетеля по делу об убийстве директора НПЗ, но руководство спецслужбы его «прикрывало». Правда, во время ареста 17 февраля Воркуты и Лазовского задержали и их вышеупомянутых «телохранителей» из УФСБ. Однако после того, как сотрудники МВД убедились в подлинности их красных корочек, чекистов отпустили. Всех, кроме Юмашкина.
В статье была изложена еще одна «мутная» история. Руоповцы в октябре 96-го года задержали некоего Янина А. Н., при котором была обнаружена квитанция на багаж в камере хранения Центрального аэровокзала. Когда камеру вскрыли, ее содержимое превзошло самые смелые ожидания: 5 автоматов «АКС-744», столько же магазинов к «АКС», 30 патронов калибра 5,45 и 3 патрона калибра 7,62. Весь фокус в том, что это оружие, «было изъято у преступных группировок и, согласно документам, хранилось в УФСБ по Москве и Московской области».
Дальше идет описание совсем уже фантастической истории. Следователь Шолохова возбуждает в отношении Янина уголовное дело по ст. 218 — ч.1 УК. Сразу после этого в Московский РУОП приезжают два сотрудника службы по борьбе с незаконными вооруженными формированиями и бандитизмом УФСБ, причем один из них имеет полковничьи погоны. Полковник — чекист Эдуард Абовян, ссылаясь на своего начальника генерала Семенюка и утверждая, что в известность поставлен сам генерал Трофимов, требует освобождения Янина из-под стражи. Не подчиниться посмели.
Вся эта фантасмагория, изложенная на страницах авторитетного издания, как выяснилось, получила весьма серьезное продолжение. Вскоре после выхода статьи, в конце ноября 1996 года, Щекочихин — как член Комитета по безопасности Госдумы — получил ответ от первого замминистра внутренних дел Владимира Колесникова: «Действительно, в ходе проведенных в Москве мероприятий по захвату вооруженных преступников, помимо Лазовского, в числе доставленных в органы внутренних дел оказались лица, предъявившие удостоверения личности от имени правоохранительных и иных государственных служб. Принятыми мерами в настоящее время Лазовскому и другим соучастникам вменяется более 10 умышленных убийств в различных регионах России…»
Еще через несколько недель прореагировал и директор ФСБ Николай Ковалев: «По фактам и обстоятельствам, изложенным в депутатском запросе в «Новой газете», Федеральной службой безопасности проведено служебное расследование… Как показало разбирательство, в действиях сотрудников УФСБ имели место определенные отступления от требований ведомственных нормативных актов, что в сочетании с недостатком и профессионализма и могло послужить причиной инцидента, привлекшего Ваше внимание. …Вместе с тем, несмотря на это досадное недоразумение, основные задачи решены — банда Лазовского обезврежена…»
Итак, оба высших правоохранителя подтвердили: а) что Лазовский — глава банды, на счету которой несколько заказных убийств; б) что все вышеописанные эпизоды с задержаниями сотрудников УФСБ имели место быть; в) что достаточно четко прослеживаются связи между московскими чекистами и межрегиональными бандитами. И еще один — неутешительный — вывод: либо всю эту историю действительно посчитали «недоразумением» и проштрафившиеся сотрудники УФСБ отделались легкими служебными взысканиями, либо дело для этих чекистов приняло гораздо более крутой оборот, но нам, налогоплательщикам, знать об этом не обязательно.
По данным «Коммерсанта», в действительности внутренняя «разборка» в ФСБ протекала по следующему сценарию. После запроса Щекочихина Трофимов вызвал к себе одного из замов и приказал подготовить необходимые распоряжения о немедленном увольнении всех сотрудников УФСБ, упомянутых в публикации. Однако заместитель (возможно, тот самый генерал Семенюк) не повиновался. «Тогда сам пиши заявление об уходе по собственному желанию», — сказал ему Трофимов. Но потом, по всей видимости, смягчился.
В итоге проштрафившихся чекистов отправили в длительные командировки в «горячие точки». Лазовский же получил всего два года лишения свободы — за хранение пистолета (что там говорил генерал Колесников о его участии в заказных убийствах?). Возможно, правооохранительные ведомства действительно смогли бы не выносить сор из избы, но события развивались по своей, неумолимой логике.
В феврале 97-го сотрудники МУРа и Главного управления по незаконному обороту наркотиков МВД России задержали еще двух (по другим данным — трех) подчиненных Трофимова. На сей раз за торговлю кокаином. Данную операцию стали готовить еще с декабря 96-го года. В ходе серии операций по пресечению каналов поступления в столицу дорогостоящих синтетических наркотиков сотрудниками УБНОНа были студентки факультета журналистики одного из московских вузов (не секрет, что столичные высшие школы в последние годы все чаще становятся очагами распространения «белой смерти»). У без пяти минут журналисток конфисковали несколько сотен таблеток МДМА («экстези»). Милиционерам в каком-то смысле повезло: эти студентки впервые получили такую крупную партию «колес» на реализацию.
В начале февраля оперативники вышли и на оптовика, поставлявшего в вузы всю эту отраву. Торговец был взят с поличным: в тот самый момент он пытался сбыть 480 граммов кокаина. Стоимость товара оценивалась в 25 тысяч «зеленых». Клубок стал потихоньку разматываться.
Еще через несколько дней было установлено, что отраву на продажу оптовик всегда получал от одного и того же человека. Этот человек оказался… оперуполномоченным УФСБ по Москве и Московской области! Все стрелки снова сходились на этом ведомстве. Чекист, которого арестовали, как оказалось, хорошо знал Уголовно-процессуальный кодекс. крайней мере те его статьи, где сказано, что чистосердечное признание и помощь следствию могут смягчить наказание. Видимо, страх перед большим сроком и толкнул его на тот шаг, который при других обстоятельствах сочли бы предательством…
Задержанный уполномоченный на допросах сообщил, что он — лишь посредник в длинной кокаиновой цепочке. Основным же организатором поставок порошка являлся еще более серьезный господин — старший следователь по особо важным делам из того же ведомства. Был назван и еще один чекист, видимо, бывший у следователя в подручных. Дальнейшие опросы сослуживцев задержанных наркоторговцев показали, что этот следователь был очень скрытным человеком и никто даже не догадывался о его «хобби». Он никогда не приобретал дорогих машин и вообще был тише воды и ниже травы. Известие о его аресте воспринималось как сенсация.
Итак, за короткое время — два громких скандала в УФСБ. Миф о пресловутой чистоте рядов «внуков Дзержинского» лопнул как мыльный пузырь. Оказалось, чекисты работают в личной охране преступных авторитетов. Оказалось, изъятое у мафиози оружие они отдают другим мафиози. Оказалось, они готовы рисковать собственной карьерой — только чтобы выполнить некие обязательства по «отмазке» арестованных бандитов. Оказалось, они не только не противостоят наркоторговле, но сами работают в системе распространения «белой смерти», причем — на ключевых постах.
Между прочим, через месяц после описываемых событий произошло еще одно любопытное задержание наркоторговцев, сопровождавших ценный груз из Средней Азии. Оба арестованных оказались слушателями Академии ФСБ, состоящими в штате органов госбезопасности Таджикистана…
Что самое удивительное, пресловутого эффекта разорвавшейся бомбы все эти разоблачительные сообщения и публикации не произвели. Общество почти не прореагировало. Выяснилось, что общество уже привыкло к банда — это почти одно и то же.
Поэтому, когда через два дня после появления в газетах сообщения о задержании наркодельцов в погонах пресс-секретарь Президента России Сергей Ястржембский сообщил, что генерал Трофимов отстранен от должности «за грубые нарушения, вскрытые проверкой Счетной палаты РФ и упущения в служебной деятельности», по поводу этой отставки стали выдвигаться самые противоречивые версии. И никто не хотел верить, что причина все-таки одна — простая и естественная: Трофимова уволили за то, что под его руководством московские чекисты вошли в число крупных московских преступных группировок.
Но не тут-то было. Многочисленные политологи и криминологи стали публиковать изыскания на тему: «Он слишком глубоко копал». Стали писать, что компромат Щекочихину подбросили специально, чтобы подсидеть Трофимова (якобы это сделали бывшие чекисты, затаившие на уволившего их Трофимова обиду). Что и «утечка» о задержании наркодельцов была преднамеренной. Более того, руководством МВД. Утверждали, что именно при Трофимове главной задачей организованной преступностью. Что «именно ему госбезопасность обязана возрождением былого авторитета».
Впрочем, к всевозможным домыслам подталкивало процитированное заявление президентской администрации о мотивах отстранения высокопоставленного руководителя спецслужбы. Ведь на первом месте здесь стояла ссылка на выявленные Счетной палатой нарушения. Однако аудитор, проверявший УФСБ, вскоре сообщил, что претензии к этому ведомству были весьма незначительными и, уж конечно, не могли являться причиной столь громкой отставки.
Как выяснилось, речь шла о странном сотрудничестве УФСБ по Москве и Московской области с двумя коммерческими банками: «Супримэксбанком» и банком «Возрождение». Поскольку бюджетные перечисления в фонд заработной платы шли с большими задержками, Трофимов договорился с руководством КБ о выделении беспроцентных ссуд и их последующей компенсации, когда эти деньги поступят из казначейства Минфина. То есть свою зарплату чекисты стали получать не в родной бухгалтерии, а фактически в двух вышеуказанных банках. Причем те, которых обслуживал «Супримэкс-банк», имели кредитные карточки, с помощью которых снимали деньги прямо на рабочем месте: банкомат «Супримэкса» был установлен в офисе московской контрразведки.
Спрашивается: для чего банки шли на заведомо невыгодные для себя коммерческие операции с беспроцентными ссудами? Ведь если те же деньги направить, к примеру, на «короткие» кредиты, навар получился бы куда более впечатляющий. Только ли из чувства патриотизма действовали эти финансисты? Или у них был некий негласный договор с тем же Трофимовым?
Характерно, что в этих операциях были задействованы далеко не самые крупные банки, а значит, и службы безопасности у них были не самые мощные. В общем, патронаж московских чекистов оказался бы для них весьма кстати. Одним словом, возникал вопрос: не было ли за время странного партнерства между банками и гэбистами каких-то действий по защите одними коммерческих интересов других? И второй вопрос: если бы у компетентных, например, налоговых органов возникли претензии к указанным КБ — не случилось бы новой стычки между нашими спецслужбами, как это произошло в истории с Лазовским?
Так или иначе, большинство наблюдателей сошлось во мнении, что причины громкой отставки Трофимова лежали не в области коммерческих злоупотреблений и не в области криминальных связей — а в сфере большой политики.
По мнению журналистки Натальи Геворкян, известной своими разоблачительными статьями на гэбэшную тему, Трофимов до марта 97-го года оставался едва ли не единственным ставленником давно отправленных в отставку Коржакова и Барсукова в высших органах государственной власти. В свое время он понадобился бывшим президентским фаворитам еще и потому, что якобы собрал довольно серьезный компромат на Лужкова и Гусинского. Именно Барсуков вернул Трофимова из Академии ФСБ на реальную службу и поставил во главе московского управления.
Однако сразу после прихода к власти «партии Чубайса» Трофимова менять почему-то не стали. Геворкян предполагает, что причиной промедления было пресловутое «дело о коробочке», в расследовании которого главный чекист Москвы принимал самое непосредственное участие. Его отстранение в то время сочли бы как прямое давление на следствие. Более того, это походило бы на откровенную политическую репрессию. Таким образом, в Кремле ждали «новых обстоятельств». И они появились.
Одним из них стал разгоревшийся с невиданной силой конфликт между главным столичным чекистом и московским мэром. Лужков не только отказывался работать с Трофимовым, но даже демонстративно заставил его уйти с заседания по проблемам борьбы с преступностью, проходившего сразу после назначения Лебедя.
Но и Трофимов в долгу не остался. В столичной прессе одна за другой стали появляться публикации, дискредитирующие мэра и его окружение, которые были написаны явно с подачи оперативников УФСБ.
В общем, не случайно искушенный в высшей политике председатель думского комитета по безопасности Виктор Илюхин после отставки Трофимова изрек одну-единственную фразу: «Это месть Чубайса за коробку с долларами».
Немало темных историй в последние годы было связано с еще одной спецслужбой с непонятной для обывателя аббревиатурой: ФАПСИ (Федеральное агентство правительственной связи и информации). Главная и единственная ее задача — обеспечивать надежное хранение государственных секретов, то есть оберегать все каналы, по которым проходит правительственная связь от возможных утечек и повреждений.
Однако и здесь появились люди, весьма творчески относящиеся к обязанностям.
Настоящий скандал разразился в мае 96-го года. У многих задержанных по подозрению в совершении тяжких преступлений, в том числе у членов преступных группировок, были обнаружены поддельные документы работников ФАПСИ. Причем эти «ксивы» были подделаны столь искусно, что отличить их от подлинников было довольно сложно.
После проведения экспертизы фальшивок следственные органы пришли к выводу, что все они изготовлены в одном месте. МУРом совместно со службой собственной безопасности ФАПСИ была проведена спецоперация по установлению и поимке изготовителей подложных документов. В итоге была задержана группа из трех человек: работника одной из московских типографий, сотрудника коммерческой фирмы (прежде работавшего в органах госбезопасности) и сотрудника частного охранного предприятия, за три года до этого уволившегося из ФАПСИ. Собственно, в том, что производство фальшивок организовал кто-то из своих, сотрудники службы внутренней безопасности ФАПСИ не сомневались.
Дело действительно было поставлено на широкую ногу. В результате обысков на квартирах подозреваемых, а также в двух частных и одной государственной типографиях, было обнаружено и изъято около 60 вклеек в удостоверения ФАПСИ, почти 50 вклеек в удостоверения МУРа, около 70 вклеек в удостоверения работников правительства Москвы, несколько десятков чистых «корочек», светокопии клише других документов, поддельные печати. И в придачу ко всему — целый арсенал патронов к «Макарову».
На черном рынке поддельные «ксивы» стоили по 200 долларов за штуку. Причем распространялись они не только в Москве, но и в весьма отдаленных регионах. В результате доступ в правительственные учреждения и на закрытые объекты мог получить любой «авторитет» или вор в законе. При этом ему было позволено всегда иметь при себе огнестрельное оружие и получать облегченный режим таможенного и прочего контроля.
Главный вопрос, возникший в ходе следствия — имело ли отношение к торговле фальшивками само ФАПСИ — вроде бы получил разрешение. Как значилось в материалах проверки, таковая связь не установлена. Однако для изготовления фальшивок требуется оригинал. Кто же именно и каким мошенникам? Ответа мы так и не услышали.
Тем же летом был начат уголовный процесс против сотрудников кемеровского отделения ФАПСИ. Все началось с ареста в Москве по представлению начальника управления ФСБ Кемеровской области пенсионера на договоре Анатолия Горизонтова. Арест был связан с работой Горизонтова в АОЗТ «МО ПНИЭИ», являющемся структурным подразделением ФАПСИ.
Указанное АОЗТ выступало в качестве генерального подрядчика по работам, которые проводило ФАПСИ по поручению Центробанка. В частности, от ЦБ поступил заказ на проведение серии мероприятий по защите компьютерных баз данных и коммуникаций связи от несанкционированного доступа. Часть крупной суммы, выделенной на эту программу, ФАПСИ передал МО ПНИЭИ — для обеспечения проводимых необходимым оборудованием и технологиями. В свою очередь, институт энную сумму «отстегнул» субподрядчику, в задачи которого входили черновые и монтажные работы — как раз за их качеством и следил Горизонтов.
Эта достаточно простая схема в реальной жизни ужасно усложнилась. Поскольку к делу приступили конкретные, живые люди — сотрудники ЦПС ФАПСИ подполковник Китов и майор Счастный. А им было интересно соблюсти не только официальные договора, но и свою частную выгоду. Поэтому была выстроена весьма хитрая комбинация. Хотя в действительности все работы выполнял институт, дело было оформлено так, будто часть нагрузки взяла на себя некая фирма «Виктория» (как считают следователи, существовавшая лишь на бумаге). Характерно, что от имени гендиректора «Виктории» на соответствующих договорах расписывался подполковник Китов.
Чтобы замести следы, деньги за якобы проведенные «Викторией» работы переводились не на ее счета, а в один из московских банков — в счет погашения долга, который опять же якобы имела эта фирма. А сумма была переведена немалая — сто миллионов рублей. Ее сразу же обналичили, причем конвертировав в валюту. «Черный нал» в долларах снял все тот же полковник Китов.
Половина суммы осталась у участвовавшего в этой операции Горизонтова. Однако за деньгами к нему явился не Китов, а сотрудники кемеровского ФСБ. Оказалось, что именно ему решили в итоге приписать роль главного афериста. Дело в том, что Китов и Счастный, почувствовав, что запахло жареным, оформили себе явку с повинной. Они «чистосердечно признались», что в данной махинации они были лишь «шестерками», а вдохновителем и организатором победы над законом выступал пенсионер Горизонтов.
Однако, даже если не брать в расчет то обстоятельство, что все липовые договора подписывал не Горизонтов, а руководство института и ЦПС ФАПСИ, трудно поверить, что пенсионер сам смог бы обналичить в банке с одновременной конвертацией такую крупную сумму.
В то же время разразился гораздо более крупный скандал: был отстранен от должности и арестован финансовый босс ФАПСИ Валерий Монастырецкий. Поскольку дело против генерал-майора было возбуждено ФСБ, его сразу поместили в Лефортово. Позже его переместили в Бутырку, а оттуда — в «Матросскую тишину». По немногочисленным утечкам можно было судить, что суть предъявленных генералу обвинений сводится к экономическим злоупотреблениям. Однако сам Монастырецкий через адвокатов заявил, что на него произошел чисто «гэбистский» наезд, ни к каким финансам отношения не имеющий.
Поскольку в письмах «на волю» Монастырецкий выдвинул в том числе и личные обвинения в адрес контрразведчиков, они сочли нужным ответить. Интервью дал начальник отдела, осуществлявшего контрразведывательное обеспечение ФАПСИ, Михаил Астахов. (Его Монастырецкий обвинил в небескорыстных связях с германской фирмой «Сименс».) По словам полковника Астахова, в поле зрения органов контрразведки Монастырецкий попал еще в 1994 году.
Впрочем, эту историю следует начинать с развала КГБ в 91-м году, когда в структуре центрального аппарата Лубянки было создано несколько коммерческих фирм для реализации лишней техники и имущества КГБ. Эту распродажу контролировал Монастырецкий. В 92-м, когда военнослужащим заниматься коммерцией запретили, он уволился в запас и возглавил фирму «Роскомтех». Фирма специализировалась на торговле кабельной продукцией, цветными и редкими металлами. В 93-м по инициативе руководства ФАПСИ он возвращается на службу, а вскоре становится начальником финансово-экономического управления и получает генеральские лампасы.
А «на хозяйстве» в «Роскомтехе» остается его жена. Уже через месяц после возвращения Монастырецкого в лоно госбезопасности на счет этой фирмы ФАПСИ переводит 100 тысяч долларов на закупку некой продукции. Позже следует еще один перевод — 30 тысяч долларов. Астахов утверждает, что ни в том, ни в другом случае пресловутую «продукцию» ФАПСИ не получило. То же самое произошло и с аналогичной фирмой, которую возглавлял двоюродный брат Монастырецкого. Туда утекло еще 5 миллиардов невозвратных рублей.
Но самые любопытные эпизоды в «деле Монастырецкого» относились к его сотрудничеству с иностранцами. Например, Астахов упомянул о сотруднике одной из западных спецслужб, объявленном в советское время персоной нон грата, который во время загранкомандировки финансового босса ФАПСИ в начале 95-го года оформил на его имя фирму, зарегистрированную на Британских Виргинских островах.
Немало вопросов у сыщиков возникло и в связи с сотрудничеством ФАПСИ с известной немецкой фирмой «Сименс». Работа осуществлялась в рамках программы «Гермес», утвержденной постановлением Российского правительства. Следователи выяснили, что с руководством фирмы Монастырецкий заключил соглашение, по которому определенный процент от суммы контрактов заключенных между агентством и немецкой компанией, поступал на счета личной фирмы генерал-майора в одном из западноевропейских государств. Именно по этому эпизоду ему и было предъявлено обвинение. Остальные остались в виде оперативной информации.
А ее немало. Например, о том, как, находясь в служебной командировке в Германии в начале 1995 года, генерал неожиданно оказался на территории сопредельного государства, где и был задержан местной полицией с большой суммой наличной валюты. По данным ФСБ, он перевозил ее транзитом из люксембургского банка — в швейцарский, где у Монастырецкого тоже были личные счета. При этом у него изъяли три российских загранпаспорта, в том числе дипломатический.
Кстати, в этой зарубежной поездке Монастырецкого сопровождал Дмитрий Старовойтов, сын главы ФАПСИ генерала Старовойтова, по словам Астахова, являющийся руководителем ряда коммерческих фирм. Они, как и те, что возглавляют родственники Монастырецкого, работали по контрактам с ФАПСИ. Дмитрий якобы имел валютные и рублевые депозитные счета с колоссальными процентами (десятки тысяч годовых) в том же московском банке, где хранил кейсы с долларами и дойчмарками.
В декабре того же 95-го, когда генерал уже не исполнял обязанностей руководителя финансового управления ФАПСИ, он все-таки смог издать распоряжение, по которому в упомянутый московский банк было переведено 28 миллиардов рублей. За какие именно услуги, для всех так и осталось тайной. Уже после его ареста ФАПСИ купило у того же банка за 11 миллионов долларов самолет.
Впечатляют и оценки личного состояния Монастырецкого, сделанные сотрудниками ФСБ. Квартира на улице Вересаева, где генерала «повязали», стоит 1,3 миллиона долларов. Мебель — 135 тысяч долларов. Плюс еще три квартиры, полученные от органов госбезопасности. Плюс две «Вольво» и два джипа «Чероки». Плюс 1,5 миллиарда рублей, если перевести по курсу найденные в личной «ячейке» Монастырецкого в одном из коммерческих банков доллары и дойчмарки. В квартире на Вересаева были обнаружены и ключи от депозитарного сейфа в зарубежном банке. А еще — незарегистрированное нарезное оружие и боеприпасы. Одним словом, генерал был «упакован» по полной программе.
В свою очередь, Монастырецкий в «письмах на волю» рассказал, что «наезд» на него был осуществлен под нажимом Барсукова и Коржакова. Дело в том, что у него появились материалы о неправомерном использовании бюджетных средств, выделенных СБП и ГУО (то есть ведомствам Коржакова и Барсукова) на оборудование спецтехникой испецсвязью зданий Кремля, Дома правительства и Государственной думы. Значительные средства были направлены не по назначению, а часть из них и вовсе «растворилась».
В любом случае со времен сталинских репрессий трудно припомнить аналогичный скандал в недрах прежде единой системы госбезопасности. И, уж конечно, все это никак не способствует скорейшей победе над организованной преступностью.
Куда же мы идем? Таков любимый вопрос обывателя после прочтения им очередной газетной криминальной мелодрамы (трагедии, комедии, триллера). К катастрофе — не задумываясь отвечает политик-оппозиционер. К правовому государству — со сдержанным оптимизмом констатирует высокопоставленный чиновник. И та, и другая оценка основаны скорее на ощущениях, чем на конкретном знании. Их и наша общая проблема в том, что между анализом и прогнозом обычно лежит целая пропасть. Мы верим и голосуем за политика, который жестко, четко и афористично диагностирует нынешний «кризис всего и вся». Мы предполагаем, что если он ясно видит, что происходит сегодня, то наверняка найдет из этого тупика такой же простой и ясный выход. В этом-то и состоит наша главная, непоправимая ошибка. От правильного диагноза до единственно верного рецепта так же далеко, как от философа до пророка.
На самом деле для того, чтобы делать далеко идущие выводы, необходимо как минимум проанализировать статистические данные по всем видам преступности за несколько минувших лет. Но насколько адекватно официальная статистика МВД отражает объективную реальность? По моей просьбе итоги криминального 1995 года (подведенные только к середине 1996 года) прокомментировал профессор Института государства и права РАН Виктор Лунеев.
Для начала проанализируем динамику общего числа преступлений с начала 90-х. В начале 1992-го ежемесячные темпы прироста преступности достигали 45 процентов. В середине того же года Президент хлопнул кулаком: «Так нельзя!» Правоохранители задачу усекли: в статистике МВД темпы прироста неожиданно быстро стали сокращаться, упав к концу 92-го до 27 процентов (за год), 1993-й принес всего 1,4 процента годовых, а даже сократилась на 6 процентов. То есть за два года темпы криминализации снизились в 50 раз. Не надо обладать ученой степенью, чтобы понять абсурдность этих цифр. И не случайно в 1995 году преступность вновь пошла в рост (+4,7 процента). Хотя нельзя не замедление роста преступности все же происходит.
Согласно той же статистике МВД возрастает раскрываемость преступлений: в 1995-м она достигла 65 процентов! Для сравнения: в США за последние 20-25 лет раскрываемость серьезных преступлений сохраняется на уровне 22 процентов, в Англии — чуть больше 30 процентов, в ФРГ — около 45 процентов. Получается, наши сыщики — впереди планеты всей? С другой стороны, по криминологическим подсчетам сотрудников Институт государства и права, реальная раскрываемость в 1993 году составляла не более 20 процентов, а обвинительные приговоры получали около 10-12 процентов лиц, совершивших преступления. Если в 1995 году раскрываемость и увеличилась, то не более чем на 10 процентов.
Как именно занижается статистика преступлений, можно проследить, сравнивая официальные данные по криминальной милиции (расследует тяжкие преступления) и по милиции общественной безопасности (занимается очевидными преступлениями). Если верить опубликованным цифрам, количество случаев, расследуемых криминальной милицией, почти не изменяется (0,3 процента прироста). В то время как у их коллег из милиции общественной безопасности работы все больше (22 процента прироста). Но ведь эти два типа преступности — две составляющие единого процесса. Каким же образом правая рука оказалась в 73 раза длиннее левой? Очень просто: когда это возможно, тяжкие преступления у нас попросту не регистрируют.
Как ни странно, один из самых высоколатентных (невыявленных, неучтенных) видов тяжких преступлений — убийства. По статистике, в 1995 году совершено 31,7 тысячи умышленных убийств (вместе с покушениями). Это чуть меньше, чем в 1994 году. Между тем, уже по другой статистике, в России десятки тысяч без вести пропавших: только в 1994-м не найдено 22 тысячи человек. А к этому надо еще прибавить тысячи и тысячи неопознанных трупов (нередко с момента наступления смерти прошел не один год)… Таким образом, десятки тысяч убитых людей наша статистика просто игнорирует. Исключив из графы умышленных убийств «бытовуху» (поножовщину в пьяном угаре), получим, что реальный уровень предумышленных преступлений (к которым тщательно готовятся и следы которых тщательно прячут) в официальных отчетах почти не отражается.
Однако наиболее «неучтенными» преступлениями оказываются все же коррупция и хищение государственного имущества (о пропаже личной собственности граждане все-таки иногда заявляют). По нашим подсчетам, соотношение фактических и регистрируемых преступлений этого типа — примерно 1:1000. В целом учету внутренних органов поддается только так называемая «преступность бедности» — злодеяния, совершаемые бичами, бомжами, алкашами и прочими маргиналами. А самая опасная — «преступность богатства, власти и интеллекта» — в «бухгалтерию» МВД, как правило, не попадает.
О масштабах «преступности богатства» можно судить по примерам из другой сферы. Например, по малоизвестному докладу недолго пробывшего на посту председателя Госкомимущества г-на Полеванова по итогам приватизации. В результате денежной приватизации 1992-1994 годов (продажи государственных пакетов акций всех предприятий страны) бюджеты всех уровней получили всего-навсего 1 триллион рублей. Это (в эквивалентной валюте) в два раза меньше, чем то, что получила от приватизации крохотная Венгрия. Все остальное, видимо, перешло в личные карманы и на частные счета. Но милицейская статистика этого грандиозного процесса, естественно, не отражает.
Не слишком утешителен и еще один криминологический показатель — соотношение в общей структуре преступности корыстных и насильственных деяний (деление, естественно, условное). К насильственному криминалу относят убийства, изнасилования и прочие преступления против личности. Их доля в цивилизованных странах не превышает 1-2 процентов. У нас же — на порядок выше. Что более характерно для стран «третьего мира», чьи граждане ради выживания не очень дорожат жизнями других.
Не отражает официальная статистика и степени ущерба, причиненного обществу от разных видов криминала. Ведь очевидно, что хорошо регистрируемые случаи угона автотранспорта, грабежей, разбоя — лишь пена на основной, *экономической* преступности. Истинных ее масштабов в нашей стране не знает никто. Мы можем фиксировать лишь отрывочные, спонтанно всплывающие свидетельства — такие, как высказывание в Госдуме Егора Гайдара о том, что он, будучи в правительстве, узнал о разворовывании 100 тонн золота. Справки, наведенные в МВД и прокуратуре, показали, что уголовного дела по этому факту никто не возбуждал.
И все же некоторые позитивные сдвиги есть. Прежде всего — усиление контроля над преступностью — правда, не столько уголовно-правового, сколько так называемого криминологического (того, что не входит в компетенцию органов правоохраны). Речь о наведении относительного порядка в кредитно-финансовой сфере, усилении налогового, таможенного контроля и т. д. Кроме того, усиливается и самоконтроль: внутренняя защита общества от криминала: укрепление служб безопасности в коммерческих структурах, адаптация граждан к условиям дикого рынка. Впрочем, для того, чтобы серьезно затормозить рост преступности, всего этого недостаточно.
Другой отрадный фактор — относительное сокращение уличной преступности. Это особенно важно, поскольку криминальный беспредел на улицах (пик пришелся на 92-93-е годы) означает, что ситуация полностью вышла из-под контроля властей. Относительный порядок на улицах не означает сокращения преступности как таковой (она просто видоизменяется), но зато серьезно влияет на общественную стабилизацию.
Есть в криминологии такой термин — порог терпимости народа к преступности. Величина этого «порога» зависит от менталитета нации, особенностей ее исторического развития.
Речь идет о том, что преступность достигает некоего предела, после которого общество начинает контрнаступление («сверху» и «снизу») на криминалитет. У американцев терпимость очень высока — и, как следствие, в США высока и преступность: ежегодно совершается 15 миллионов только серьезных преступлений. В России официальные средние показатели криминального вала — 2,7 миллиона в год. И та, и другая статистика сильно занижены. Если сравнивать коэффициент преступности (количество преступлений на 100 тысяч населения), картина такова: в США реально — 15 тысяч. Столько же в Швеции. В среднем по Европе — 6-7 тысяч. В России (официально) — около 2 тысяч, а фактически около 4-5. По мнению профессора Лунеева, наш «порог» — 5 тысяч преступлений на 100 тысяч населения. С достижением этого уровня реакция российского общества станет труднопрогнозируемой и, возможно, скажется на всей политической системе страны.
Так что слова замминистра внутренних дел Владимира Колесникова о том, что российским правоохранителям удалось-таки сломать хребет преступности, звучат, конечно, красиво, но имеют мало общего с реальностью.
Гораздо взвешаннее говорил на встрече с журналистами, на которой присутствовал автор этих строк, Генеральный прокурор России Юрий Скуратов:
— Я думаю, что за криминальную ситуацию в стране в ответе все общество. По крайней мере, на ее развитие оказывают влияние порядка 250 различных социальных факторов. И плохая работа правоохранительных органов — это лишь один из них. Преступность победить невозможно. Ее можно взять под контроль, ограничить. Я думаю, мы найдем в себе жизненные силы, чтобы сделать это. Или мы выживем как страна и преступность преодолеем. Или…